Стих-загадка

Пришла с рассветом, а уйдет - с закатом.

В глаза предпочитает не смотреть.

Не любит помнить тех, кто станет как-то

Сильней ее - Желание и Смерть.

С ней шествует ее сестра - Надежда,

Что так щедра на злые обещанья.

Ее клянут; но лишь уйдет - вдруг нежно

Тебя руками обовьет Отчаянье.

В тени ее твои сокрылись Страхи,

Чуть вдалеке - Любовь стоит в печали.

И Смысл сложил здесь голову на плахе,

Близ той, о коей Судьбы нам вещали.

Она идет с фонариком в кармане

В пути за Счастьем средь туманных долов.

Пока она с тобой, она тебя не манит,

А уходить решит, ты спросишь: "Что ж так скоро...?"



Что это...?

---

Играем в комикс)

Все просто)

События вытекают друг из друга. Прилагать картинку, соответствующую надписи - обязательно)

Не всем легко найти подходящую картинку к своим словам)

поэтому можно просто присылать картинку, и писать, каким боком она связана с предыдущей надписью)

Итак...



Жил-был кот...

---

Аутум. Продолжение

Друзья сели за угловой столик, что располагался ближе всех к камину, оставаясь при этом в тени; и вскоре моло-денькая девушка-подавальщица принесла им большое блюдо с рассыпчатым картофелем, мясо, порезанное мелкими кусочками, погруженными в густую острую подливку, две кружки горячего вина с пряностями и травяной напиток для Финдела, что очищает разум и облегчает душу. Кинув девушке пару медных монет, Натинел принялся за еду, а Джори, отпив глоток травяного настоя и заметно поморщившись, с любопытством уставился на Грика:

– Рассказывай!

– Да чего там рассказывать, – невнятно пробормотал вор, ни на секунду не отрываясь от еды. – Помнишь того куп-ца, который обозвал меня уличным ворюгой и прогнал прочь из своей лавки?

Финдел кивнул.

– Так вот, – Натинел весело оскалился, – я и доказал ему, что никакой я не уличный ворюга, а намного выше этого! Залез к нему в дом – подумаешь, там всего-то и было, что один высокий каменный забор да пара стражников у дверей: разве это охрана? Даже собак не было!

– И каково его жилище? – поинтересовался Финдел, принимаясь за мясо.

– Так себе, – пожал плечами вор. – Я уж было решил, что торгаш не слишком-то богат, но, обследовав пол в его спальне, наткнулся на пару неплотно прибитых досок, под которыми обнаружился тайник с золотом. И денег, скажу, там было порядочно! А еще, – тут Натинел ухмыльнулся, – я взял перо и бумагу, и оставил купцу записку. Я написал: «Час расплаты близок»!

Уличный певец фыркнул, едва не подавившись куском мяса, и поспешно принялся запивать еду вином.

– Представляю, что он решит наутро, – проговорил Финдел, отсмеявшись. – Наверняка заподозрит в воровстве ко-го-то из конкурентов, подославшего ему в дом своего человека. И уж точно теперь и псов себе заведет, и стражу уве-личит, а ведь все равно каждую ночь будет трястись в ожидании убийцы!

Натинел сделал страшное лицо.

– Может, я еще как-нибудь и загляну к нему, – зловеще прошептал он. – И оправдаю его ожидания!

Джори подозрительно посмотрел на своего друга, пока тот, выдержав должную паузу, не рассмеялся.

– Шуточки у тебя, – буркнул уличный певец. – Не поймешь, где правда, а где просто выпендриваешься!

– Талант, – вор скромно потупил глаза, тщетно стараясь скрыть лезущую на лицо ухмылку. Финдел дружески хлопнул его по плечу.

– Ладно, – внезапно Натинел сделался абсолютно серьезным. – А теперь рассказываясь, что тебя довело до того, чтоб напиться в порту с утра пораньше. Я ж тебя знаю, без причины ты бы до этого не опустился.

Вздохнув в ответ, Финдел откинулся на спинку стула и, вытащив из кармана кисет с табаком и небольшую трубоч-ку из вишневого дерева, закурил. Лицо его стало задумчивым, взгляд затуманился.

– Видишь ли, – начал он и замолк, отвлекшись, чтобы выпустить изо рта сизоватое колечко дыма. – Есть одна де-вушка…

– Натинел! – раздался пронзительный визг со стороны лестницы, ведущий на второй этаж «Приюта Элли».

– Красотуля! – Грик моментально вскочил, развернулся и бросился к ярко накрашенной девице неопределенного возраста, на ходу раскрывая объятья. Та, еще раз взвизгнув, спрыгнула с верхних ступенек лестницы прямо ему на ру-ки, прижимая лицо вора к своей огромной груди. Джори прищурился, мысленно оценивая девушку. Она была на го-лову выше Грика, впрочем, не отличающегося высоким ростом – всего метр семьдесят, – а острые каблуки на сапогах из крашеной в ярко-красный цвет кожи делали ее еще выше. Она была одета в широкую красно-желтую юбку, едва закрывающую колени, и белую блузку с расстегнутым воротом, откуда виднелась масса разнообразнейших бус. Моч-ки ушей девицы оттягивали вниз тяжелые серебряные серьги, голову венчала шапка огненно-рыжих волос, глаза под подведенными черной краской бровями казались ядовито-зелеными, а полные губы, щедро намазанные красным, об-нажали в улыбке ослепительно белые зубы. Приглядевшись, уличный певец решил, что шлюха, как он безошибочно угадал профессию девушки, ненамного старше Натинела, но броская одежда и макияж делали ее лицо более старым, нежели было на самом деле.

Звонко чмокнув в губы и вытерев оставшейся на своем лице след помады, Грик осторожно опустил девицу на пол и подвел к столику, где сидел Финдел.

– Знакомьтесь, – представил их вор. – Это Джори Финдел, уличный певец и мой старый приятель. А это Бетси Кол-лиган, по прозвищу Красотуля.

– Привет, милашка, – улыбнулась певцу девушка.

– Не в моем вкусе, – ответил Финдел, пристально смотря на Грика и ожидая его реакции. Тот едва заметно улыб-нулся; и тут Красотуля набросилась на Джори чуть ли не с кулаками.

– Да кто ж тебе предлагает, попугай недоделанный? Думаешь, расселся тут, и значит все можно, да? Вот сейчас как надену тебе тарелку с этим соусом на голову, так сразу и поймешь, кто тут в чьем вкусе, вонючка уличная! – и она замахнулась на Финдела рукой, отчего грудь ее грозно заколыхалась.

Джори, оторопев, беспомощно взглянул на Натинела, но тот лишь пожал плечами:

– Действительно, Финдел, запах от тебя идет не из приятных.

Певец в очередной раз поперхнулся, а Красотуля, заботливо постучав его по спине и прыская со смеху, села рядом, закинув ногу за ногу и закуривая длинную тонкую сигару.

– Ошибочка вышла, – заявила она, пуская дым в лицо Джори. – Не за ту принял меня. Наводчица я!

Финдел смутился. Грик много рассказывал ему про свою знакомую, работающую наводчицей и обладающую ве-ликолепным талантом проникать за любые двери, таинственным образом перевоплощаясь при помощи маскировки.

– Извини, – пробормотал певец.

– Забыли, – усмехнулась Бетси. – Будем считать, что ты просто отдал должное моему дару маскироваться!

– Но…

– Но почему такой облик, хочешь сказать? – хмыкнула Красотуля, глубоко затягиваясь. – А кого бы ты ожидал увидеть в старом кабаке? Принцессу? А? Ну чего скуксился?

– Никогда не видел его таким сконфуженным, – заметил Грик, отхлебывая вина из кружки. – Да ладно, Джори, ок-стись, она всегда так себя ведет с незнакомыми, чтоб лезть неповадно было. Продолжим. Что там у тебя за беда была?

– Как я уже сказал, – Финдел откашлялся, – как я уже сказал, есть одна девушка…

– Красивая, небось? – влезла Красотуля.

– Да уж не чета тебе! – огрызнулся певец. – И не просто девушка! Аристократка… – Джори вновь мечтательно ус-тавился в потолок.

– Опять?! – Грик аж подскочил в места. – Да ты совсем, друг, ополоумел! Мало тебе было той, что приказала вы-лить на тебя ушат смолы, по счастью, не кипящей, когда ты распевал ей серенады под окном? Или тот случай, когда нас с тобой чуть не повесили, обвинив в попытке похищения дородной девицы, которая сама сбежала от престарелого женишка? Или когда…

– Довольно! – Финдел стукнул кулаком по столу. Он был уже порядком разозлен Красотулей, и не желал, чтобы еще и Грик принялся читать ему нравоучения. – Анабель совсем не такая! Она… она…

– Да ты так про каждую говорил, – резонно заметил вор.

– Нет! – возмутился певец. – Анабель тихая, скромная девушка, не чета тем расфуфыренным красоткам, что были до нее.

– Однако, она тоже аристократка, – со вздохом подытожил Натинел. – Что от меня потребуется на этот раз? По-мочь тебе похитить ее из заколдованного замка? Отрубить голову ее ручному дракону? Отравить ее рыцаря?

– Постой﷓ка, – перебила его стенания Бетси, – Уж ли не про Анабель Ла’Чекоретти ты говоришь?

– Про нее, – мечтательно выдохнул Финдел.

– Это дочка лорда Бэзила Ла’Чекоретти, – пояснила Грику девушка. Тот разинул рот и схватился за голову. Лорд Бэзил представлял одну из наизнатнейших в Аутуме фамилий, стоя на самой верхней ступеньке социальной иерархии. Он состоял в Верховном Совете Лордов, управляющих городом, и возглавлял партию монархистов, которая внушала народным массам мысль о том, что для порядка Аутуму необходим единоличный владыка. Впрочем, люди Аутума, большей частью своей зарабатывающие на жизнь не слишком законными делами, решительно отвергали мысль о том, что кто-то эти дела станет контролировать; так что партия лорда Бэзила никогда не набирала достаточного количества голосов для победы. Тем не менее верховный лорд удерживал в своих руках достаточное количество силы и власти, дабы попытка Джори подобраться к его единственной дочери Анабель казалась с треском провалившейся еще до сво-его начала.

– Да она ж плоская, как камбала, и кожа у нее такого цвета, словно всю жизнь печенка болеет! – возмутилась Кра-сотуля.

– Ты имеешь в виду ее стройность и аристократическую бледность? – в состоянии влюбленности никакие слова не имели силы над Финделом, и он упорно продолжал считать объект своего обожания самым распрекрасным цветком на свете.

– Тьфу ты! – плюнул Грик. – И что ты намереваешься делать?

– Ну я подумал, что ты мог бы пробраться… – нерешительно начал Финдел.

– И думать забудь! – оборвал его Натинел. – Я что, по﷓твоему похож на самоубийцу?

Уличный певец горестно вздохнул, и тут Красотуля удивила всех:

– Пожалуй, я смогу помочь!

– Как? – широко раскрытые глаза Джори были устремлены на нее.

– Да вот, по заказу одного человека, не будем упоминать всуе такого, я, приодевшись, устроилась в один дом слу-жанкой, – начала рассказывать Бетси. – И по совпадению лорд и леди Абахам, мои нынешние хозяева, устраивают не-большой светский раут, персон эдак на двадцать, по случаю шестнадцатилетия их дочки, Марики. Чета Абахамов при-глашает к себе всех знатных молодых лордов и леди, дабы во время приема подыскать муженька для своего чада. Со-ставлять приглашения на раут они поручили своему камердинеру, древнему старику, который, думаю, и не заметит даже, если на прием придет не двадцать, а двадцать один человек.

– Красотуля, ты прелесть! – воскликнул Финдел, подскочив на стуле и чуть не свернув локтем кружку. – И я так понимаю, что никто не удивится появлению некоего лорда Натинела, прибывшего из провинции и привезшего с собой личного барда, дабы везде наслаждаться его дивной музыкой?

– Хей, угомонись, Финдел! – Грик дотянулся до его плеча и хорошенько встряхнул. – Опомнись, я не собираюсь играть никакого лорда! Да за выдавание себя за знатную персону, если ты еще не забыл, полагается смерть через мед-ленное расчленение! И не думай даже!

– Хорошо, – неожиданно легко согласился Джори. – Уговорил. Я буду лордом, а ты бардом.

– Какой из меня бард? – возмутился Натинел.

– Поэтому-то я как раз и предложил вначале себя на эту роль, – резонно заметил уличный певец. – Впрочем, если ты все же хочешь быть лордом…

– Да не буду я ни тем, ни другим! – взорвался Грик, вскакивая. – И вообще, советую тебе отказаться от этой дурац-кой идеи! Плюнь ты на эту Анабель и иди на улицу Развлечений, уверяю, там найдутся девицы поаристократичнее некоторых чистокровных леди! А с меня этих бредней хватит! Все! – вор развернулся и быстрым шагом вышел из «Приюта Элли», громко хлопнув за собой дверью.

Джори и Красотуля переглянулись.

– Думаешь, вернется? – спросил Финдел.

– Насчет сегодняшнего дня не уверена, – покачала девушка головой, – а что там дальше будет… не бросит же он тебя, в конце концов, одного! И потом, до приема у Абахамов еще пять дней, а за это время многое может случиться.

– Еще пять дней… так долго… – тяжко простонал певец. – Что же мне делать все это время?

– Для начала я бы посоветовала тебе вымыться, – усмехнулась Бетси. – А то и правда попахивает. Да и выспаться тебе не помешает. Попроси у Старой Элли комнату, думаю, после того, как Грик поделился с ней своей выручкой, она тебе не откажет.

– Так и сделаю, – решил Джори, поднимаясь из-за стола. – Спасибо тебе, Красотуля.

– Сочтемся, – хмыкнула та. – и потом, мне же интересно посмотреть. Что из этого всего получится!



...продолжение следует...?

---

Мысль

Раньше думали, что труд создал человека.

Нет, это лень создала человека.

Когда человеку стало лень лазить на пальму за бананами, он придумал сшибать их палкой.

Когда человеку стало лень ходить ногами, он придумал колесо, повозку и приручение лошадей.

Когда человеку стало лень ходить в гости, чтобы поговорить, он придумал телефон.

Когда человеку стало лень рассказывать интересные исторри, он придумал книги, чтобы их записывать.

И так далее... итак, разве не лень движет помыслами человеческими?)

---

Аутум. Слепок фантазии

Была середина ноября-месяца, и грязные узкие улочки Аутума уже покрывал снег, промозглый и липкий, такой же грязный, как и все в этом городе. Температура воздуха только-только перевалила в минус, но порывы ветра, завывающие в прямых, словно трубы, переходах между домами, делали прогулку по улице практически невыносимой. Ветер забирался под воротники и шапки, обрушивал мокрый снег на головы тех редких жителей города, которым по мере необходимости пришлось оказаться на улице в столь ранний час, когда часовые на центральной башне еще и не думали бить в свои колотушки, провозглашая тем самым наступление шести часов утра. В основном, это были мелкие торговцы, сонные, как большие зеленые мухи, ползающие по грудам скапливающихся в тупиках отбросов; шлюхи, возвращающиеся после бурной ночи с улицы Развлечений по домам, да одинокие, продрогшие до костей стражники, ожидающие своей смены. Еще на улице Всех Богов можно было встретить одинокого жреца или священника, заунывно зазывающего в свой храм редкого прохожего, да на улице Магов начиналось вялое оживление, ибо, как известно, маги и колдуны спят мало, и этот час уже ознаменовывался у них с началом дня. В этот час воры и убийцы уже спали, завершив свою ночную деятельность, а нищие и попрошайки, забившиеся в ночлежки или просто подвальные помещения, еще не просыпались.

Вода в порте Аутума еще не начала покрываться тонкой коркой льда по ночам, но рыба уже отошла подальше от берега, поэтому рыбакам на своих утлых лодочках приходилось заплывать все дальше и дальше, незаметно для себя выгребая из вонючих вод реки в открытое море. Лодочки можно было повстречать либо ближе к двенадцати часам дня, когда рыбаки уплывали на промысел, либо поздно вечером, когда они возвращались со своим скудным уловом. Сейчас же на пирсах, кроме пяти или шести облепленных снегом яхт, принадлежащих высшей аристократии, что правила Аутумом, да пары торговых кораблей, не было ни единого судна.

На подмостках одного из причалов, свесив ноги так, что они почти касались толщи мутной воды, сидел человек и вяло бренчал что-то на своей потемневшей от времени китаре. Он был одет в простую куртку из воловьей кожи, толстые черные штаны, расширяющиеся к голеням и заправленные в полинялые от времени сапоги и длинный коричневый плащ с капюшоном, в который человек зябко кутался. На вид ему можно было дать от двадцати пяти до тридцати лет, а черты лица его, сейчас раскрасневшегося от морозного ветра, особенно злого на пристани, можно было назвать даже привлекательными: прямой точеный нос, светло﷓серые глаза, задумчиво глядящие вдаль из﷓под изящный дуг бровей, мягкий изгиб рта. Однако под глазами его набухли мешки от явного недосыпания, слой двухдневной щетины покрывал его подбородок, а спутанные пряди волос, которые казались бы золотистыми, не будь они такими грязными, выбивались из-под капюшона и падали на лоб, создавая впечатление неаккуратности. Периодически переставая бренчать, человек добывал из кармана в куртке небольшую жестяную флягу и прикладывался к ней, после чего в воздухе на некоторое время зависал запах крепкого дешевого алкоголя.

От столба потухшего масляного фонаря, покрытого черной облупившейся краской, отделился силуэт человека, облаченного во все черное. Человек этот неслышно скользнул к сидящему на подмостках и, еле заметно растянув губы и усмешке, прикоснулся затянутой в черную перчатку ладонью к его плечу. Сидящий поперхнулся, уронил флягу и китару и резко подался вперед, чуть не упав в воду. Человек в черной удержал его за плечо и рассмеялся уже открыто.

– Успокойся, Финдел, это все лишь я, – мягким, похожим на кошачье мурлыканье голосом, произнес он. Тот, кого звали Джори Финдел, уличный певец по профессии, редко обернулся и выразительно покрутил пальцем у виска.

– Ты, Грик, видать совсем ополоумел, так пугать! – воскликнул он. – А если бы я и впрямь упал? – Грубо вырвав свое плечо, Финдел нагнулся, поднимая китару и тщательно осматривая ее: не оборвалась ли струна, не отбилось ли что﷓то у его единственного средства для зарабатывания себе на жизнь.

Натинел Грик, ничуть не смутившись грубой реакцией приятеля, отряхнул руку и присел рядом с Финделом на корточки. Он поднял флягу, оброненную певцом, встряхнул ее и, убедившись, что там еще что-то осталось, пригубил содержимое, после чего скорчил брезгливую мину и закашлялся.

– Хей, приятель, не слишком ли ранний час, чтобы надираться такими помоями? – поинтересовался он, вытирая рот рукавом черной замшевой куртки. – Да я бы не стал пить это дерьмо даже в свой последний час!

– Не твое дело, – буркнул Финдел, забирая у него флягу и вновь к ней прикладываясь. – Хочу – пью, захочу – прыгну в воду и примусь ловить рыб руками, тебе﷓то какая разница?

– Не кипятись, – примирительно произнес Натинел, отбирая у Джори флягу. – Вместо того, чтобы глушить эту ослиную мочу, пойдем﷓ка лучше в кабак, где можно заказать что-нибудь получше твоего пойла.

– Где ты видел в такой час открытый кабак? – мрачно усмехнулся уличный певец.

– Нигде, – согласился с ним Грик. – Но это, – меж пальцев его правой руки промелькнул золотой кругляш, дабы вновь тут же исчезнуть в одном из многочисленных карманов одежды, – это открывает любые двери, а уж двери в «Приют Элли» – и подавно!

– Где разжился? – подозрительно смотря на приятеля, спросил Финдел.

– Потом, неохота на морозе рассказывать, – уклонился Натинел, помогая другу подняться.

Вместе они являли собой странную пару, две противоположности по внешнему виду своему, характеру и образу жизни. В отличие от светловолосого Финдела, Грик был черноволос, смуглокож, а два черных блестящих глаза его чем﷓то напоминали глаза вороватой птицы, цепкие, хитрые. Глаза Натинела как нельзя правильней соответствовали избранном им профессии; ведь Грик был вором, молодым, но уже подающим большие надежды. Однако, хотя он и был лет на пять моложе уличного певца, черные одеяния его, помогающие сливаться с тенью плохо освещаемых улиц, делали его лицо старше, а часто – и более зловещим, нежели оно было на самом деле. Однако же по характеру Грик был более открыт и дружелюбен, чем Джори, вечно мрачный и постоянно пребывающей в творческой застое.

Здесь, в порту, утренний снег еще не успел превратиться во влажную слякоть, и маслянисто поблескивал рыхлым розоватым светом, отражающемся в ледяных крупинках от редких масляных фонарей. Воздух пах сыростью, мясными пирожками с прогорклым маслом и мятными пастилками, которые жуют уличные девки, чтобы не воняло изо рта. Финдел вздохнул полной грудью, потом посмотрел на флягу, которую все еще держал в руке, поморщился, и вылил остатки ее содержимого прямо на снег. Натинел одобрительно кивнул.

– Почти дошли, – заметил он.

Улица, на которую они свернули, уйдя из порта, называлась улицей Ушедших Лет, и верно: все здесь – и мутные, подернутые ажурной сеточкой паутины окна скособоченных домиков; и проплешины заброшенных парковых аллей с хмурыми, укутанными снегом деревьями; и фонари, горящие здесь удивительным розоватым светом, и озаренные каким-то странным пониманием лица бродяг, высунувшихся из подворотни, – все напоминало Грику те минувшие годы, когда он в первый раз сбежал от вечно пьяной матери и долго бродил по улицам, пока не заблудился. Порой ему казалось тогда, что он оказался в сказке, но еще чаще возникало ощущение, что сказка вовсе не добрая, а даже страшная. Только здесь, на улице Ушедших Лет Натинел ощущал странный покой и умиротворение; добравшись сюда в первый раз, он так и не покидал ее навсегда, очень часто возвращаясь в ставшее родным место, чтобы отдохнуть от гнетущего напряжения, постоянно преследовавшего любого из жителей Аутума, будь он честный человек или же преступник.

Джори не разделял любви своего друга к улице Ушедших Лет, которую сам уличный певец шутливо называл улицей Стариков. Место Финдела было в тех шумных кварталах, где круглые сутки слух терзает разноладная музыка, где разгулье и смех перемежаются с восторженными воплями и сладкими стонами, где вино льется рекой, и возбужденные им горожане щедро отсыпают золото тому, кто сумеет ублажить их задорной песенкой. Своим домом Джори считал улицу Развлечений. Но сейчас, когда дешевое вино билось в голове с вызывающей тошноту занудной болью, Финдел был совсем не прочь посетить «Приют Элли» – излюбленное местечко Натинела.

«Приют Элли» – это старое, когда-то окрашенное темно-синим, но теперь изрядно выцветшее здание. Посторонний человек, проходя мимо этого кабака, скорее всего не заглянул бы внутрь, опасаясь, что ветхая крыша упадет ему на голову. Однако впечатление это было обманчиво, ибо за ветхими бревнами таилась крепкая каменная кладка, а заброшенность кабака играла лишь декоративную роль. Если бы посторонний человек пригляделся как следует, он бы заметил, что дорожка на подступе к главному входу чисто выметена и посыпана темно﷓рыжим песком, чтобы посетители кабака не оскальзывались, в перекошенные окна вставлены крепкие чистые стекла, да и сама дверь, которую сверху украшает деревянная вывеска с названием кабака, вовсе не такая старая, как кажется с первого взгляда.

Грик придержал тяжелую дверь «Приюта Элли», пропуская Финдела вперед. Войдя, певец зажмурился от ударившего в глаза неожиданно яркого света, а чуть пообвыкнув, принялся живо оглядываться. Кабак практически не изменился с того времени, как Джори бывал здесь последний раз: те же обитые светлым деревом стены, те же тяжелые низкие столики с масляными светильниками в центре, тот же мерно потрескивающий пламенем огромный камин, возле которого сгорбившийся старик что-то живо рассказывал развесившим уши юнцам… разве что выбор вин на полках за барной стойкой стал чуть побольше, да розовощекая, вечно румяная толстуха Старая Элли, хозяйка кабака, стала выглядеть чуть-чуть старше.

– Натинел, сынок! – воскликнула она, торопясь к друзьям и вытирая на ходу руки о засаленный передник и улыбаясь во весь рот, выставляя напоказ несколько золотых зубов. – Где ж ты пропадал-то? Столько времени тебя не видела…

– Всего лишь пару месяцев, Элли, – весело подмигнул ей Грик. – Никак, ты уже соскучилась по моим проделкам?

– Упаси тебя все боги с улицы Богов! – отшатнулась Элли, шутливо осеняя себя кругообразным знамением Боффа, бога всех трактирщиков. – Мне хватило того, что ты натворил тут в прошлый раз!

– А что он натворил? – вмешался Финдел, недовольный тем, что на него не обращают внимания.

– Ну после того, как он ворвался сюда, таща на хвосте пару стражников… Постой, а ты кто такой? – осеклась кабатчица, пристально разглядывая опухшее лицо Джори своими блеклыми подслеповатыми глазами. – Ох не Финдел-певец ли сюда пожаловал?

– Он самый, – ухмыльнулся Натинел, пихая приятеля в бок. – Я подобрал его в порту, где он пил дешевое вино, смотря в холодную воду.

– Значит, замерз, да и голова, верно болит, – профессионально отметила Старая Элли. – Знаю я, что поможет от этого… Ну﷓ка садитесь оба за стол, сейчас я крикну подавальщицу принести вам кое-чего съестного.

– Ты как всегда добра, Элли! – рассмеялся Грик и, чмокнув старуху в щеку, незаметно для остальных посетителей кабака засунул ей в карман фартука пару золотых монет.

– А ты как всегда щедр, прохвост! – блеснула зубами кабатчица, спеша обратно за стойку.

---

Новое сновидение

Мне снилось, будто мы купили белое фортепиано, один из элементов которого - пюпирт из белого камня - казался очень древним. Он показался мне подозрительным, и я сняла его, но, когда я вышла из той комнаты, бабушка вернула пюпирт на место. Сидя на кухне, через некоторое время я услышала, что кто-то играет на фортепиано и бросилась в комнату, где оно стояло, - но там никого не было, фортепиано играло само по себе, и я откуда-то знала, что это именно та мелодия, ноты который были вырезаны на одной из сторон белокаменного пюпитра. В испуге я позвала бабушку, но та, придя, тоже перепугалась, и вместе мы с ней решили уйти в самую дальню комнату нашей квартиры.Придя туда, я обратила внимание, что часть одной стены светится, как кинопроектор. Тут стало еще страшней, и мы с бабушкой в бессильном ужасе сели на стул, как раз напротив стены. На стене замерцало изображение демона, красного от того, что с него словно была содрана вся кожа, оставалась лишь воспаленная плоть. Он беззвучно рычал по ту сторону экрана, словно пытаясь стать чем-то большим, нежели простое изображение, а потом... потом ему это удалось, и, сойдя с экрана, он стал медленно двигаться к нам. За ним с экрана сошел такой же демон, только синий, словно уже омертвелый.

И только-только демоны подошли к нам с бабушкой, как с экрана следом за ними выскочила... неизвестная мне девушка с трогом костюме и принялась ругаться на демонов за то, что они над нами с бабушкой издеваются. смущенные демоны, нажали какие-то кнопки, скрытые у них на ладонях, и разом превратились в людей. А девушка извинилась перед нами за их поведение и принялась объяснять.

Во-первых, она поведала мне, что я сплю. Далее она рассказала, что по ту сторону бытия существует некий запутанный мир - мир сновидений. Там тоже есть реальные люди, и они работают теми, кто насылает на людей нашего измерения сны. Вернее это не совсем так. Просто люди нашего измерения, засыпая, создют какой-то новый отрезок их вечно меняющегося измерения, или попадают на старый отрезок. Люди измерения сна систематизируют новые отрезки своего измерения, насылая на нас кошмары тогда, когда наше воображения делает своими снами их измерение слишком опасным для проживания. А в данном случае два человека в облике демонов появлись в моем сне тоько для того, чтобы подшутить, за что они будут наказанны.

Я очень хотела пройти за этой девушкой за экран, но она запретила. Она отвлеклась на разговор с моей бабушкой, пытаясь понять, является или она частью моего сна или реальным человеком, которому все снится, а я, тайком заклянув за экран, неожиданно заметила там свою подругу - Иру, которую ене видела уже несколько лет. Она обрадовалась, позвала меня, и я без колебаний шагнула за экран.

Там было что-то вроде гигантского здания, где все куда-то спешили. Ира рассказала мне, что в данный момент тоже спит. Но в одном из снов ее пригласили на работу в это измерение, она согласилась, и теперь помогает. Люди, которые работают в измерении сна, не помнят своих снов, чтобы не передать тайны их сотворения в наш мир. Гуляя там, я встретила еще несколько знакомых лиц, работающих в измерении сна или просто спящих и не осознающих, что это - сон. Тут ира сказала, что теоретически мне пора просыпаться, и, так как не из всякого места в измерении сна можно проснуться, повела меня обратно. оказалось, что если в своем сне ты попадаешь в чужой сон, то можешь не проснуться, потому как чудой сон является для тебя реальностью, где ты можешь умереть или остаться навсегда.

А когда мы вышли из экрана, оказалось, что мы в ондоне, в аэропорту. ира сразу поняла, что перепутала и привела меня в чужой сон, сказала никуда те отходить и выбежала звать тех, кто знает измерение сна лучше ее. Вместо нее вернулись те самые два человека, что тогда притворялись демонами. Они сказали, что отведут меня до моего сна, но из этой части мира сна надо туда отправляться только специальным транспортом, и это будет долго, т.к. измерение сна все время меняется, и дороги туда и обратно всегда разнятся.

Как ни странно, транспорт напоминал самогдвигающуюся лавочку, которая ехала с несколькимит остановками. В измерении сна царит та погода, о которой ты думаешь в данный момнет, некоторое время я развлекалась тем, что меняла окружающую нас зиму на лето. Несколько остановок, во время которых мои проводники куда-то отходили, оказались довольно опасными - т.к. мы ехали сквозь чужие сны, нас все время грозило в них затянуть. Один раз нас даже стащили с лавочки, связали и не отпускали, но (я уже плохо помню каким образом), нам удалось вырваться и далее доехать до моего сна без приключений.

Я попращалась со своими проводниками, прошла сквозь экран, ведущий в мой сон...и проснулась.

---

Сновидение

Начало - не помню. Этот мир, это время, но немного все изменнено. Я училась в школе некромантов, когда до людей начали доходить слухи о странной болезни, поражающей всех без разбора и выражающейся в безразличии и невменяемости. Доносились странные предзнаменования, виденные мной: три трамвая, два из которых сшибдись и взорвались, а третий унесся вдаль, дабы вечно колесить кругом по рельсам, не имея возможности остановится... Видела я и двух гонцов, из которых вернулся один - и на мертвой лошади...

Все люи города собрались в длинный поезд и поехали прочь из город, туда, где еще не слышали о болезни. Я ехала в последней вагоне, как вдруг подул ветер, распахивая все окна и внося с собой тучи песка. Задние двери поезда сорвало ветром, он окутал всех людей, и тут я с ужасом обнаружила, что лица всех принимают то бессмысленное выражение, которое наблюдалось у всех зараженных странной болезнью. Я пыталась привести их в чувство, но тут почувствовала, что странное состояние обессиленности и невозможности что-либо делать охватило и меня, на лице исчезло какое-либо выражение, и тут я услышала голос в ветре, словно бы сам ветер говорил со мной. Он задавал вопросы и сам же отвечал на них: "Иди! куда на юг? Зачем? Для..." окончание фразы я забыла, когда проснулась.



А еще я поздравляю всех с Хеллоувином)

---

Стихотворение

Посвящается тем, кто хотел бы, ступив раз на путь, провести всю жить в дороге. И умереть в дороге, уснув в конце пути, вечно открытыми глазами смотря на горизонт...



Ты - Странник. Детства не вернуть.

Дорога вдаль - таков удел...

Изгнанник? Нет! Сам выбрал путь!

Смотреть назад не захотел.

Итак... дорога не ровна,

Везде изгибы, ямы, тьма...

Где та развилка, что верна?

Как не сойти в пути с ума?

Ты - Странник. Одинок в ночи.

Но страха нет в твоих глазах.

Дорога... Просто помолчим,

Чтоб не прощаться на словах.

Прощанье? Встретимся мы вновь

На перекрестке меж путей.

Ты - Странник. Ты презрел любовь,

Ты больше не идешь за ней.

Ты - Странник. Ты ушел во мглу,

Растаял в сумраке дождя.

Ушел... ну что ж... и я пойду!

Ты Странник. Странник, как и я...

---

Зимняя ночь

Зимняя ночь - это всегда маленькая сказка. Зимние дни - они холодные, серо-белые, а вот ночи... Так и ждешь какого-то чуда, пусть маленького, какой-то тайны... И она приходит, если хорошенько посмотреть. Что там, светится в небе над еще не застывшим прудом? Словно кто-то светит в небеса из большого фонарика, и два пятна света мечутся между звезд, играя друг с другом...

Не надо разгадывать сказки зимы, иначе они перестанут быть сказками. Маленькими, но все же настоящими...

---

Снег

Снег... Все немножко застыло, замерло, заснуло... Только воздух колышется, колеблется, как от пламени костра, только холодно. Он дышит... И падает, падает, бесконечно падает на землю что-то хрупкое с небес. По крошкам, по крупицам... Кажется, что души ангелов рассыпались в мелкую пыль, и падают к нам на землю, чтобы весной растаять и вернуться вновь, на небеса...



Зиму я представляю только ночной...

---

Давайте поиграем в сказку?))

Читатели! давай те вместе сочинять сказку. Каждый пишет по одному предложению в комментариях, по смыслу связанному с предыдущим предложением. писать можно сколько угодно раз, только не два комментария подряд. Как, попробуем?))



Начало...

Посреди черного леса, которому, казалось, нет ни конца, ни края, стоял небольшой домик.



Кто продолжит?))

---

Сообщение с целью рекламы!))

Внимание всем, кто людит книги в жанте фэнтази! Открылся сайт www.diamant-world.ru ! Это игровой сайт в стиле фэнтази, построенный наподобие фэнтезийного мира. Туда же включается ролевой чат, т.е. чат, где все придумывают себе фэнтезийнные персонажи и играют ими. Если кого-то заинтересовало - зайдите и посмотрите! нам нужны новые жители!)

---

Синдромное...

Остро хочется, чтобы и Шиа и Ирге было хорошо...

Остро хочется посидеть с ними где-нибудь, не в интернете, поговорить, просто поговорить, тема - она всегда найдется, куда ж без нее...

Только бы получилось поехать в Питер в ноябре...

Бездна в глазах,

Шаг в никуда,

В мыслях ничто, -

Грань.

Жизнь в небесах,

В прошлом - слеза...

Ручка, листок, -

Рань!

Вспомни сейчас

Прожитый миг,

Прошлую жизнь,

Боль,

Страх среди вас,

Сорванный крик...

Вот новый лист, -

Изволь!

Тихий покой,

В тучах просвет,

Вечный отсчет...

Пли!

Счеты с судьбой

Вышли на нет.

Старт! И на взлет

Корабли...

---

Настроение

Хочется взять огромный нож

И исковеркать мир, –

Знаю, что мне не дадут, ну что ж,

Значит вдохнем эфир.

Хочется выпить всю соль до дна

Всех океанских глубин, –

Знаю, что мне не нальют вина,

Значит выход один.

Хочется с воплем умчаться вдаль,

Выше небесных слез, –

Знаю, что крикнуть не даст печаль,

Что не прошла всерьез.

Хочется ветра в лицо и в гроб,

В вечности благодать, –

Знаю, что этому будет срок,

Надо лишь подождать.

М-да... ну и настроение...

---

Про то, почему я не люблю ходить ко врачу)

После месяца кашля решила наведаться к терапевту...

Пришла. Терапевт направил меня на рентген. На рентгене меня просветили и, не сделав снимок, сказали, что это гайморит. Вернулась к терапевту, который направил меня к лору. Лор без снимка не поверил, что у меня гайморит, и направил меня обратно к терапевту, чтобы он направил меня на повторный рентген. Но терапевт не стал меня направлять на рентген. Он сказал, что у меня теперь новый терапевт, и направил меня к нему. новый терапевт сказал, что у меня теперь новый лор, и направил туда. Новый лор сказал, что у меня нет гайморита и сказал вернуться к терапевту. после чего терапевт прописал мне пить чай с малиной и отпустил с миром.

Стоил ли рецепт потраченных на него усилий?

---

Новое стихотворение

Вновь, летящему в висок

Шепчешь ты - "Уйди"...

Что смотрело между строк

Из оков груди?

Что тянуло душу вдаль,

К неземным богам?

Что, неся в себе печаль,

Жизнь дало стихам?

Где-то там пролился свет

Из "давно" в "сейчас";

На вопросы есть ответ,

Только - не для нас.

Смысл жизни в тайне сна,

А мечты - на дне;

Видно их, когда луна

Скалится в окне,

Видно, но не прочитать, -

Тот язык забыт:

Знать, бесцельно нам листать

Древний манускрипт.

И в бессильном забытье -

Пальцы на курок;

Шепчешь - "Прочь!", но небытье

Вновь летит в висок...

---

Сказка о приручении

В маленьком избушке, чья крыша была покрыта наростами вековечного мха, а бревна, из которых были сложены стены, казалось, видели рождение человече-ства; посреди огромного заснеженного леса, в самом сердце его, там, где могучие сосны образовывают словно бы круг из своих мощных стволов; там где родники превращаются в хрусталики льда, не успев еще выйти на поверхность, а зайцы круглый год носят белые шубки, – там, в той самой избушке жили двое, мальчик десяти лет отроду и его мама. С утра мама уходила на охоту – она проверяла рас-ставленные поутру силки, в которые обычно попадались белые зайцы и сонные взъерошенные фазаны; потом приносила добычу домой, где готовила ее себе и мальчику. Пока мамы не было дома, мальчик играл в вырезанные когда-то ею из дерева игрушки, а когда она приходила – помогал ощипывать птицу, ждал, когда мама ее приготовит, а потом они вместе сидели у разожженного, весело поблески-вающего огоньками камина, и мама рассказывала мальчику красивые сказки.

Как-то раз мама пришла домой с сияющим лицом, на котором была написана какая-то тайна, а в руках у нее был мешок, в котором что-то попискивало.

– Что там у тебя? – подпрыгивая от любопытства, закричал мальчик.

Мама открыла мешок, перевернула, и из него выпал маленький волчонок, со-всем недавно открывший свои темно-синие глаза, жалобно поскуливающий и дрожащий от холода.

– Это Волчок, он будет твоим другом, – сказала мама радостному мальчику.

Мальчик поднес дрожащего Волчка к камину, чтобы тот согрелся, принес ему в миске мелко нарезанный кусочек мяса. Волчок искоса посмотрел на мальчика и принялся осторожно жевать. Он понял, что место, в которое его принесли, не так уж и плохо, как показалось вначале.



Прошло два года. И мальчик, и Волчок выросли и окрепли. Они смело выхо-дили из избушки, чтобы поиграть на полянке, образованной стоящими кругом со-снами.

– Принеси! – кричал мальчик, кидая палку в кусты, и довольным игрой Вол-чок бежал и приносил ее. А мама, сидя у окна избушки, смотрела на их игру и ра-довалась.

А потом стало очень холодно: слишком холодно для того, чтобы мальчик и Волчок могли выходить из избушки. А мама все продолжала выходить, ведь ей надо было проверять силки, чтобы еда в избушке не переводилась, надо было ей и приносить в дом нарубленные загодя дрова из поленницы, стоящей позади из-бушки. И мама все ходила и ходила на улицу, пока в один момент не заметила, что начала кашлять, не слишком громко, но изматывающе.

«Странно, у меня же всегда было крепкое здоровье! – думала она. – Но ничего, кашель скоро пройдет...»

А кашель не проходил. Он становился все сильнее и сильнее, маму начала му-чить горячка, и ей все сложнее и сложнее было ходить проверять силки. А мальчик ничего не замечал – он тоже практически никогда не болел, и не понимал, чем может обернуться такой кашель. Только Волчок понимал – и все чаще он ложился под бок маме, грея ее теплом своего тела, вопросительно и тревожно заглядывая в ее глаза.

А когда как﷓то раз мама вытерла после кашля рот рукой, поднесла ее к глазам и увидела кровь на этой руке, она все поняла. И тогда она подозвала к себе маль-чика.

– Я очень сильно заболела, – сказала она. – Я боюсь, что скоро тебе придется остаться одному.

– Почему? – мальчик много раз видел мертвых животных, но не знал слова «смерть» таким, чтобы его можно было применять к людям.

– Скоро болезнь выпьет все мои силы, – объяснила ему мама. – Как﷓нибудь ты проснешься, и увидишь, что я лежу на этой самой кровати, неподвижная, холод-ная и не дышу. Это будет значить, что я навсегда заснула и больше не смогу про-снуться.

Слезы побежали по щекам мальчика, и губы его задрожали точно от холода, но мама еще не договорила.

– Когда я засну, – продолжила она, – ты должен будешь одеться потеплее и пойти в лес по той тропинке, по которой обычно уходила я. Если тропинку занесет снегом, смотри на стволы деревьев справа от тебя – многие из них помечены си-ними ленточками. Тогда ты будешь идти вдоль этих синих ленточек. К концу дня ты придешь к избушке, похожей на нашу. Там живет лесник. Ты скажешь ему, что твоя мама умерла, и он отвезет тебя в место, где много﷓много людей и почти совсем нет деревьев. Это место называется город, там живет твоя тетя, и она приютит тебя. Лесник поможет тебе добраться до нее. Ты все понял?

– Да, – шепнул мальчик.

– И последнее, – мама закашлялась и долго не могла говорить. Вытерев рот носовым платком, она сказала: – Ты Волчка с собой возьми. И в город тоже, он привыкнет к нему. Запомни, ты в ответе за тех, кого ты приручил, помни это все-гда и постарайся никогда не забыть. Если не забудешь – значит в тебе всегда бу-дет чуть больше человечности, нежели в тех, кто не помнит или не знает этих слов.

– Хорошо, мама, – пообещал мальчик.



А через неделю мамы не стало. Она просто заснула и не проснулась, как и обещала мальчику. И тогда, стиснув зубы, чтобы не заплакать, он оделся потеплее, позвал Волчка и вышел на улицу, тщательно запер дверь и направился по завет-ной тропинке туда, куда указала ему мама.

Погода была просто превосходной для прогулки по лесу. В промежутках меж-ду тучами светило солнце, с неба падал мягкий рыхлый снег, оставаясь на шерсти Волчка и шапке мальчика. Мало﷓помалу грусть, державшая в своем плену иду-щих, сменилась тихой печалью, и уступила место мыслям о том, что им предстоит в будущем. Мальчик шел вперед, размышляя и совсем не смотря под ноги, а Вол-чок трусил рядом, изредка забегая вперед.

Внезапно мальчик резко остановился: перед ним лежало бревно, служившее мостиком через глубокий овраг, в самом низу которого бежала первая увиденная мальчиком не замерзшая речка, – бежала, плеская свои воды на острые камни, выпирающие из ее дна. Бревно, через которое надо было переходить овраг, было все покрыто наростами льда, а мальчик уже знал, что в такую погоду, как сейчас, лед становится очень и очень скользким. Но ему надо было перейти на другой бе-рег, поэтому, задержав дыхание, он сделал первый, совсем крошечный шажок по бревну. Сделал и оглянулся. Сзади него, тревожно поскуливая, стоял Волчок. Он не решался пройти по столь ненадежной опоре, поэтому, преданно смотря в глаза мальчику, словно просил его: «Помоги! Переведи меня на другой берег!»

Можно было бы конечно попробовать обойти овраг, но мальчик не знал, как долго ему придется идти для этого. А если он попробует перевести Волчка, то мо-жет сам упасть с бревна. Он вновь посмотрел на поскуливающего друга, и в голо-ве его всплыли слова матери: «Ты в ответе за тех, кого ты приручил».

«А с какой стати? – внезапно подумалось мальчику. – С какой стати я должен быть в ответе за Волчка? Это не я его приручал, он сам приручился ко мне! Я же не просил его – приручись! Так что я не в ответе за него. Все равно ему нечего де-лать в городе, а здесь он проживет и один».

И развернувшись, мальчик двинулся вперед по бревну. Оно слегка поскрипы-вало у него под ногами, но крепко держало, и мальчик даже ни разу не поскольз-нулся. Но вдруг дунул ветер – это был единственный, но очень сильный порыв ветра, – и ноги мальчика поехали, скользя по льду.

– А-а-а! – закричал мальчик, понимая, что падает.

И тут что-то резко схватило его за воротник и дернуло, не давая упасть. Мальчик осторожно, очень осторожно повернул голову и увидел, что Волчок, от-бросив свой страх, в два прыжка одолел расстояние по бревну до мальчика, и те-перь вцепился зубами в его воротник. Если мальчик еще чуть-чуть подтянется, то сможет ухватиться за бревно руками.

«Волчок стал очень сильным за последний год», – думал мальчик, пытаясь подтянуться, и не замечая, что задние лапы его друга начинают соскальзывать с бревна с другой стороны от мальчика, и чем больше мальчик подтягивался, тем больше соскальзывали лапы.

«Я в ответе за тех, кого приручил», – думал падающий Волчок.

---

Всем моим постоянным читателям:

Загляните сюда)



http://neitronik.at.tut.by/FriendshipDay.htm

---

Осеннее

Люблю осенью смотреть на темную воду. Подходишть к глади пруда, - а она такая тихая-тихая, никакой ветерок не колышит ее своим легким дыханием. И темно внизу, лишь только зеленоватые водоросли плавно качаются, словно бы живые, словно бы это и не подводные течени шевелят их. Отводы водоросли кажутся мягкими, пушистыми...

А посмотреть чуть иначе - и видишь, как в поверхности пруда отражается низкое-низкое небо с оранжевыми облаками, в которые уже спряталось мягкое закатное солнышко. И кажется, что вода сейчас очень теплая, словно парное молоко; и хочется погрузиться в нее, плавать, плавать... а потом опуститься на дно, закрыть глаза, заснуть и видеть сны. Осенняя вода - она словно воздух, кажется, что ей можно дышать.

И еще непоседливые утки, мерно разгребающие воду своими красными лапками, и разноцветные листья на ней - желтые, красные, оранжевые...

Люблю осень.

---

Из пришедшего в голову

И когда вечерами в трактире мальчишки разжигали факелы на стенах, чтобы они освещали все своим золотистым светом; когда повара насаживали на вертел недавно пойманного в лесу вепря и крутили его над очагом, пылающим здесь же, в общей зале; когда пиво и брага разливалась по высоким глиняным кружкам; когда разговоры переходили в мирное русло, а усталые путники начинали готовиться к ночлегу… тогда-то двери трактира и распахивались, и внутрь, ежась от холода и колючего ветра, уныло завывающего на улице, заходил бард или бродячий менестрель, в яркой поношенной одежде, укутанный с ног до головы в синий или зеленый плащ. Он подходил ближе к очагу и, усевшись рядом с ним прямо на пол и вытянув к огню свои озябшие ноги, доставал из заплечной котомки лютню и заводил песнь. И тотчас же все разговоры в трактире стихали, даже факелы на стенах, казалось, начинали потрескивать тише, словно прислушиваясь к словам баллады:

Воды не мало утекло,

Но все жива молва,

Что под горой давно жило

Два странных существа.

Одно спало извечным сном,

Второе пело песнь

О том, как им пора вдвоем

Вершить свою же месть.

Когда-то рыцарь шел домой

Чрез черные леса,

Он юным был; о молодой

Принцессе он мечтал.

Но та принцесса, что жила

В стране той испокон,

Исчезла в лютом вихре зла -

Унес ее дракон.

И сел тот рыцарь на коня,

Взял в руки щит и меч;

Железом яростно звеня,

Помчал дракона сечь:

Хотел принцессу он спасти

И побороть он зло;

Ему встречалось по пути…

Но песни смысл не в том!

Принцессу прятал злой дракон

В пещере под горой,

До золота охоч был он

И до принцесс порой.

Принцесс по-своему любил:

Готов был все отдать,

Когда б девичий глас пленил,

Чтоб сказки рассказать.

И так бы жили - год за год -

Принцесса и дракон,

Но та сказаниями вот

Ввела дракона в сон.

До золота жадна была

Девица в песни сей,

Дракона обокрасть смогла -

И в бег; дракон - за ней.

И вот бы он ее настиг…

Принцессе повезло:

Услышав девичий вдруг крик,

Пришел бить воин зло.

Направил меч дракону в глаз -

Дракон был слаб и стар, -

И испустил он дух зараз,

Не избежав удар.

И рыцарь девушку обнял…

Казалось бы, конец?

И должен быть как будто бал,

А дальше - под венец…

Но нет! Из рук принцессы вдруг

Упал алмаз к ногам;

Она, сокрыв в глазах испуг,

Шепнула: "Не отдам!

В пещере есть еще добро,

Камней - не соберем!

Еще есть злато, серебро…

Там хватит нам вдвоем!"

И вот они пошли назад,

Туда, где жил дракон,

Нацелив жаждущий свой взгляд

На то, что нажил он.

И злата с серебром не счесть,

И самоцвет камней…

Принцесса, слыша шепот: "Месть!",

Вскричала; рыцарь - с ней.

Дракон пред смертью все ж успел

Проклятье наложить:

Тех, кто похитить злато смел -

В чудовищ обратить.

Принцесса с рыцарем забыли

Сказок всех закон:

Тех, что сокровища пленили -

Тот будет сам дракон.

С тех пор дракон, что рыцарь - спит,

Дракон-принцесса ждет, -

Героя ждет, что вдруг убить

Драконов злых придет.

И коль убьет лишь одного,

А сам пленится злом,

То значит сам, скорей всего,

Драконом станет он.

А тот второй, живой дракон,

Вернет свой лик себе,

Хранить пещеру будет он

От будущих людей…

На этом песне не конец,

Конца ей не видать!

Кто понял суть - тот молодец,

Драконом тем не стать…